Смотрительница Третьяковской галереи – сухонькая старушка с пучком седых волос, завязанных на затылке в сложный узел, за тридцать лет работы в
ней повидала всякое. Но такого посетителя встречать ей ещё не доводилось!
Второй час стоял он – мальчишка лет двадцати в солдатской аккуратной форме – возле одного из самых известных полотен Ильи Ефимовича Репина.
И не просто стоял.
Он заходил то справа, то слева.
Приседал.
Вытягивал шею из подшитого белоснежным подворотничков ворота гимнастёрки, точно пытался рассмотреть что-то, незамеченное до него тысячами искусствоведов и миллионами посетителей.
А ещё выводил в воздухе правой рукой сложные фигуры и зигзаги, привлекая тем самым немногочисленных в этот день посетителей Репинского зала.

- Молодой человек,- кашлянула она за плечом солдата.
- Да, - обернулся он к ней и пожилую женщину поразили его глаза: казалось, он в мгновение ока сумел охватить её, и не только охватить, но и запечатлеть в своей памяти её облик до самых мельчайших подробностей.
- Вы как-то странно себя ведёте, - сухо сказала она, немного обидевшись за цепкость солдатского взгляда.
- Вы же не у витрины магазина, а в ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕЕ! - голос её прозвучал почти благоговейно.
- Я понимаю, что я в Третьяковской галерее, - ответил ей солдат, порываясь вновь повернуться к полотну.
- Причём, заметьте, в первый раз... А про эту картину мне столько преподаватели в училище говорили!
- Так вы бывший студент, - удовлетворительно кивнула смотрительница. - Тогда всё ясно... Только к чему эти ваше вытягивание шеи?
- Что-что? - не понял её с первого слова солдат.
Смотрительница попыталась повторить позу молодого человека, но это получилось у неё так смешно, что он прыснул от смеха, тут же извинившись.
- Понимаете, я пытался понять, что хотел сказать Репин своим произведением, что он постарался донести до нас.
- И как, успешно?- не без иронии произнесла смотрительница, перед которой прошли сотни и сотни знатоков искусства, многие из которых носили солидные учёные звания и были отмечены благородной сединой, а тут какой-то только что оперившийся юнец...
- Мне кажется, что да,- произнёс солдат, нервно переплетая пальцы рук и пытаясь подобрать слова поточней и поярче.- Он изобразил совсем не трагедию царя!
- Неужели?- ирония продолжала сквозить в речи седой женщины.
- Да-да,- торопливо продолжил странный посетитель. - Перед нами не исторический персонаж, а мы сами. Каждый из нас, когда-то лелеявший с раннего детства мечту, а потом став, с годами, конформистом, убивший эту мечту, а вместе с нею себя... По-моему, нет ничего страшнее, чем, предавая себя – убивать мечту!
- Однако,- замялась коренная москвичка.- Довольно смелое предположение... А, кстати, откуда вы, юноша? И откуда у вас такое проникновение в тайны человеческой психологии?

- Я из маленького городка на Кубани – Славянска. И в тайны психологии я проникнуть не пытался,- твердо ответил солдат.- Просто я уверен, что свою мечту и свою любовь – живопись, я никогда не предам. И окончательно меня в этому убедил «Иван Грозный» кисти великого мастера!
- Как интересно,- прошептала смотритель, машинально посмотрев на изящные часики, ажурным браслетом охватившие её запястье.- Вы знаете, за беседой с вами я и не заметила, как подошло время перерыва. Кстати, вы не спешите?
- Нет, - ответил солдат. - Время показа позволяет.
- Простите за назойливость,- смущенно улыбнулась старая москвичка,- но вы чрезвычайно интересный собеседник. А вас я ещё не утомила?
- Нисколько.
- Тогда продолжим...- седовласая хранительница искусства увлекла солдата к самому входу в зал, где стояли несколько банкеток.
На одну из них она усадила своего неожиданного визави, на вторую села
сама - Не обижайтесь, пожалуйста,- улыбнулась она,- как вас по имени?
- Ваня... То есть, Иван. Иван Гончаров,- представился солдат.
- Мне очень понравились Ваши зрелые рассуждения. И точка зрения на жипопись. Но, знаете, ваши движения - и смотрительница повторила несколько сложных зигзагов кистью правой руки, которые минуты назад выводил необычный посетитель Третьяковки.
- Ах, это...- улыбнулся он и женщина поняла, насколько он ещё юн, этот солдатик, совсем мальчишка. - Понимаете, пытаюсь понять по форме и расположению мазков, каким путём шла кисть мастера...
- Господи,- почти по-девчоночьи звонко засмеялась смотрительница.- За два часа постичь секреты мастерства Ильи Ефимовича? Однако...

- Мне интересен характер нанесения красок на холсте. В нем есть своя ритмика и своя особенность! – задумчиво произнёс Иван Гончаров.- Я уверен, что через движение руки, через направление мазков художник передавал своё внутреннее содержание, свою страсть, свою душу. Потому и пытался постичь этот секрет, чтобы писать подобно великому мастеру. Не сейчас, а спустя годы.
- Знаете, Иван,- уже серьёзно посмотрела на солдата седая женщина.- Можно дать вам совет? Не пытайтесь разгадать секрет старого мастера, - смотрительница положила сухую узкую ладонь на рукав гимнастёрки. - Найдите свой. Станьте собой. Обретите свой, неповторимый почерк. И тогда, я уверена, имя русского художника Ивана Гончарова прогремит во всех концах земли!
- Вы думате?
- Я уверена, - отрезала москвичка. - К нам в зал приходят студенты Академии художеств писать копии. Некоторые достигают такого мастерства, что способны повторить даже каждый мазок Репина. Способны, но это –
всего лишь копия. А художник, если он действительно носит это звание, должен быть неповторим... Согласны?
- Теперь да,- солдат Иван Гончаров посмотрел на свои наручные часы и заторопился:
- Увольнительная скоро заканчивается. Надо спешить в часть.
- Счастливого пути,- напутствовала его старая женщина.- А мои слова, всё- таки не забудьте.
- Не забуду! Добрый совет – он не забывается... И, до скорой встречи в этом зале!
...Второй встречи не состоялось.
Солдатская служба не предполагает частых увольнений,
А те несколько дней, что выкроил Иван Гончаров для ознакомления с сокровищами Московских музеев, слились для него в бесконечную ленту документального кино, где кадры мелькают так часто, что многое остаётся недоступно человеческому взору.